Часть 3. Право на труд

ч.III.  Право на труд

            В профессиональной деятельности Аля, как и многие люди, не сразу «нашла себя». На ее жизненном пути была и попытка освоения авиации, и, знакомство — с большой медициной. Было и зуботехническое мастерство. Только позже, в скромной профессии зубного врача она «нашла себя». Эта профессия стала ее любимым делом.

            Путь к этому был долгим, как и путь к созданию нашей семьи.

В 1941 году после окончания Алей 7-го класса, большой коллектив ее одноклассников вместе с ней был зачислен в Саратовский авиационный техникум. Естественным стало последующее поступление в Саратовский аэроклуб. Все шло к тому, что Аля со временем станет авиатором, летчиком, пилотом (см. также в ч.IV).

            Шла Великая Отечественная война 1941-1945 г.г. Студенты техникума в свободное от занятий время помогали ухаживать за ранеными воинами и выполнять разные работы в госпиталях города.

            Постепенно продвигались и авиационные дела.

Однако, жизнь, как всегда, распорядилась по — своему. Аля заболела тяжёлой формой широко распространённой в те годы малярии, на почве которой у неё развилось малокровие (анемия) и как следствие – головокружения. О какой авиации могла идти речь с таким состоянием здоровья?

            Пришлось расстаться с аэроклубом. Почти окончив 3-й курс авиационного техникума в 1944 году, Аля оставила и его и поступила в 10-й класс вечерней школы для завершения общего среднего образования. В 1945 году она оканчивает 10 классов и поступает в Саратовский Мединститут.

            Однако, обстоятельства сложились так, что в 1946 г. Аля вынуждена была оставить

Мединститут и перейти в Саратовскую Зубоврачебную школу, где с того же 1946 года стала учиться на зубного техника.

            В 1948 г., окончив зуботехническое отделение Саратовской Зубоврачебной школы, она по распределению была направлена в распоряжение Новосибирского Облздрава, куда поехала спокойно, как говорится, «без шуму и пыли».

            В Новосибирске она получила назначение зубным техником амбулатории поселка (ныне – города) Болотное, расположенного на расстоянии немногим более 120 км. по железной дороге к востоку от Новосибирска. Без слез и жалоб, случающихся в подобных ситуациях, она спокойно поехала в этот посёлок и успешно отработала там более года — с августа 1948 по сентябрь 1949 года зубным техником.

            Стоматология как раздел медицины Але понравилась, но работа зубным техником, не имеющим полной самостоятельности и находящимся под постоянным руководством и контролем зубного врача, ее не удовлетворяла.

            Она любила самостоятельность.

Захотелось получить и специальность зубного врача, чтобы работать полностью самостоятельно, занимаясь больным по всему циклу лечения – от терапии и хирургии до ортопедии. Надо было снова поступать учиться.

            Через год работы в Сибири Аля приехала в августе 1949 г. в отпуск в Саратов и пыталась поступить на зубоврачебное отделение Саратовской Зубоврачебной школы. Попытка эта успехом не увенчалась. Поздно. Прием на 1949 – 1950 учебный год был закончен. Она вышла от дирекции школы и не выдержала – расплакалась. Ведь это было крушение надежд!

            Проходившая по коридору женщина поинтересовалась, что за горе у девушки? Аля ей подробно все рассказала. Оказалась эта женщина директором Уральского Медучилища. Она успокоила Алю, сказав, что у них в Уральске недобор на зубоврачебное отделение. Она готова в ближайшие дни встретиться с Алей в Уральске и, после представления всех своих документов, Аля может быть зачислена на зубоврачебное отделение этого Медучилища. Сказала, что сама сегодня выезжает в Уральск.

            В тот же день я проводил Алю в Уральск (я тоже в августе 1949 г. был в отпуске – см. ч.II). До Уральска из Саратова езды менее суток.

            Через три дня Аля вернулась в Саратов студенткой Уральского Медучилища с предоставлением общежития.

            Теперь ей надо было уволиться с работы в Болотном.

Отпуска у нас с Алей подходили к концу, и мы с ней в конце августа вместе выехали в Москву, откуда я проводил её в Новосибирск, а сам поехал в Ленинград.

            Мне оставалось учиться ещё два года.

Как уже говорилось, через два года – в 1951 г. мы с Алей зарегистрировали свой брак (см. ч.II).

            Окончив училище в том же 1951 году, я уехал на Дальний Восток после краткого пребывания с Алей в Уральске и Саратове (см. ч.II).

            В 1952 г. Аля получила диплом зубного врача и в начале июля 1952 г. приехала ко мне во Владивосток, где к её приезду я снял комнату на высокой сопке недалеко от центра города.

            Начались поиски работы по специальности для Али, что оказалось весьма сложной задачей. Во Владивостоке была своя Зубоврачебная школа и поэтому зубных врачей в городе было в достатке. Единственное место, где просили заходить справляться о работе, была Городская Стоматологическая поликлиника. В остальных медучреждениях давали просто отказ.

            Где бы мы ни жили, Аля постоянно рвалась на работу. Она работала даже урывками, работала бесплатно, работала без записи в трудовой книжке, приобретая имя. Она очень не хотела и даже боялась остаться домохозяйкой.

            Естественно, что после отказов в работе во Владивостоке, она приуныла. Чтобы она совсем «не повесила нос», я помог ей записаться в Доме офицеров Флота в хорошую библиотеку, на курсы кройки и шитья и курсы вязания. Так она практически ежедневно была занята и грустить было некогда.

            Потихоньку мы начали обрастать имуществом. В те времена всякое приобретение вещей являлось победой. Первой победой на этом фронте у нас была покупка ручной швейной машины. Благодаря своему большому трудолюбию и усидчивости, регулярному посещению курсов в Доме офицеров, а также предыдущей школе Елены Захаровны, Аля достигла быстрых успехов в портняжном деле. Стала с гордостью шить даже такие сложные сооружения, как мужские брюки. Успешно провела перелицовку моего форменного флотского кителя и т.д. Вязание, наравне с вышивкой, стало Алиной слабостью.

            Словом грусть – тоску мы победили.

Следующей нашей крупной победой стало приобретение большого набора эмалированной посуды: тазов, кастрюль и т.д. У нас ведь этого, да и не только этого, ничего не было. Отстояв в очереди несколько часов (я был в отпуске), мы взяли этот набор по полной норме – «на двоих».

            Познакомил Алю в общих чертах с Владивостоком, который ей понравился. Очень понравились ей продуктовые магазины и основные базары: Сайфунский и Мальцевский. Везде было изобилие морепродуктов.

            Много вкусного и необычного мы там попробовали!  Экзотикой были свежие, иногда ещё шевелящиеся, крабы, которых Аля приносила с Мальцевского базара, расположенного у подножия нашей сопки. Но дело это было нелёгкое. Ведь эти «зверюги» достигали веса до 5 – 7 кг. с размахом клешней до 1,5 м. и диаметром тела до 20 – 25 см., но это конечно – самые большие, а Аля покупала обычно крабов среднего размера. Варили мы их в своём самом большом новом тазу, подломав им клешни и ноги под туловище.

            Мешала спокойно жить нестабильность места базирования кораблей нашего соединения. Будучи приписанными к Советской Гавани, они ряд зим, в том числе 1951-1952, 1952-1953, 1953-1954, проводили во Владивостоке. В конце весны корабли уходили в Совгавань, плавали, решали различные задачи, а на зиму снова шли во Владивосток, иногда задерживаясь там и до середины лета. При этом, начиная с 1952 г., нас предупреждали, что, якобы, этот уход в Совгавань будет окончательным. Потом все это отменялось из-за неготовности Совгаванской базы к обеспечению кораблей нашего типа. Для нас там не было даже пирса. Не было и жилья для семей офицеров. Дома только ещё лихорадочно строились. Строились и пирсы.

            Такая обстановка, естественно нервировала.

Учтя все это, мы с Алей решили, что, пока все это утрясётся, ей надо не дёргаться, как некоторые жены, мыкавшиеся взад — вперёд между Владивостоком и Совгаванью, а спокойно обосновываться и жить во Владивостоке.

            А разлучаться на несколько месяцев – нам не привыкать. Такая уж у меня профессия.

            Поэтому, когда у нашей квартирной хозяйки освободилась вторая половина дома с отдельным входом, мы перешли туда, хотя это стало подороже. Теперь зато у нас была целая отдельная квартира, которую мы начали успешно обживать.

            Моя мама выстегала нам красивое тёплое одеяло из  верблюжьей шерсти и прислала пару огромных пуховых подушек вместе с небольшим количеством постельного белья и «фирменного» фланелевого нижнего белья для меня и для Али. Для отправки всех этих мягких вещей пассажирской скоростью, брат Коля соорудил из фанеры компактную и лёгкую «укладку» размером 120х60х50 см., в которой все вещи прекрасно доехали до Владивостока. Эта «укладка» верно и надёжно служила нам долгие годы.

            Обосновывались мы фундаментально. Появились друзья, знакомые.

К зиме 1952-1953 г.г. с помощью хозяйки одержали еще одну победу – приобрели Але черную зимнюю кроличью шубу «под котика». Для того времени это был шик. Теперь дальневосточные морозы, зимние ураганы и тайфуны с их ледяным ветром Але были не страшны. Это было крупное событие, так как зимнего пальто у нее не было. К весне 1953 г. приобрели ей хороший темно-синий шевиотовый «английский» костюм, а летом 1953 г., когда я был в «морях», Аля приобрела большой красивый шерстяной ковёр.

            Выбросив в сарай нашу кровать с матрасом из морской травы, она купила полуторный пружинный матрас, сшила на него красивый чехол и из матраса и ковра соорудила красивую и удобную широкую «тахту».

Квартира стала приобретать солидный и уютный вид (естественно, с помощью Алиных вышивок, занавесей, скатертей, салфеток и т.д.).

            В ноябре 1953 г. во Владивостоке у нас родилась симпатичная курносенькая дочка, которую мы назвали Милочкой.

            В общем жизнь налаживалась!

Конечно, мне приходилось много плавать. Тем радостнее были вечера и дни, которые удавалось провести с семьей. Жаль только, что это случалось довольно редко.  В ряде случаев выходы в море осуществлялись внезапно по «боевой тревоге». Это происходило неожиданно и для меня, и особенно для Али, которая не сразу к этому привыкла.

            Например, так было в начале ноября 1952 г., когда нас неожиданно по «боевой тревоге» направили в район Северных Курил и Камчатки. Уже в пути мы узнали, что там происходит сильное землетрясение, сопровождающееся мощным цунами, с деформацией острова Парамушир и затоплением части города Северокурильска. Есть жертвы. (Когда недавно с этих событий была снята тайна, которую у нас так любят, были опубликованы данные, что жертв было около 2 тыс. человек). Вот нас и бросили туда на помощь. «Прокувыркались» мы там около месяца.

            Так же  было в октябре 1954 г., когда внезапно на борту нашего эсминца появился Н.С. Хрущёв (тогда – Первый Секретарь ЦК КПСС) с большой свитой из Маршалов, Генералов и Адмиралов. Снова «боевая тревога» и только уже в море мы узнали куда идём. В сопровождении ещё одного эскадренного миноносца и воздушного прикрытия мы доставили эту Правительственную группу на Сахалин, где в порту Корсаков к ним присоединился А.И. Микоян (тогда – Зам. Председателя Совмина СССР). Там все они занимались какими-то своими делами, а мы – своими. У нас эта «операция» заняла вместе с сопутствующими делами около 15-ти дней.

            Такие неожиданности, в общем-то,  бывали много раз, так что Аля постепенно привыкла к моим внезапным исчезновениям.

            Но я отвлекся от главной темы.

В декабре 1952 г., т.е. через 5 месяцев после приезда во Владивосток, Алю, наконец, пригласили в Городскую Стоматологическую поликлинику поработать на пробу зубным врачом – стажером (т.е. без зарплаты и без записи в трудовой книжке). Аля, подумав, согласилась, проработав так около 5-ти месяцев. Поставили ее на детский прием.

            С начала мая 1953 г. для нее, наконец, появилась штатная должность зубного врача.

Первую Алину зарплату мы с ней отметили посещением старинного фешенебельного ресторана «Золотой Рог», где выпили шампанского за ее производственные успехи и закусили устрицами и трепангами. Пришли к выводу, что антрекот с картошечкой «фри» — вкуснее.

            Весной 1954 г., наконец, наше соединение окончательно перебазировалось в Советскую Гавань, и я неожиданно получил комнату в двухкомнатной квартире деревянного дома без «удобств». Рядом была только что открытая поликлиника.

            Сообщил Але, что приеду за семьёй дней через десять, чтобы совсем забрать их в Совгавань.

            Аля, с присущей ей решительностью, ждать меня не стала. В конце июня 1954 г. я получил телеграмму: «Уволилась, встречай с Милочкой и вещами такого-то числа, теплоход «Ильич», каюта такая-то».

            Таким образом, проработала она на штатной должности более 13-ти месяцев, а всего во Владивостоке — более 18-ти месяцев. Конечно, собраться, сдать вещи в багаж, приобрести билет и разместиться на теплоходе ей помогли – хозяйка, её сын и мой однокашник Володя, живший с женой в той маленькой комнате, где мы начинали. Но основное, конечно, это – она сама! Её решительность и целеустремлённость.

            Хочется отметить, что хозяйка у нас была замечательная. Аля у этой боцманши многому научилась. Мы с ней и ее дедом долго потом переписывались и бывали у них в гостях.

            Встретил я Алю с Милочкой (ей 7 месяцев) на красивом катере, где, кроме них, разместилось все наше нехитрое имущество, включая Милочкину кроватку и нашу «тахту». Лихо доставил их к месту. Начали обживать новую квартиру. Снова пошли в ход Алины вышивки, чехлы, занавеси, и прочие предметы уюта.

            Гуляя с Милочкой, Аля первым делом побывала в расположенной рядом поликлинике, ознакомилась с её стоматологическим хозяйством и персоналом, заявив о себе.

            Родители Али предложили нам привезти Милочку к ним в Саратов, чтобы Аля могла спокойно поработать. Мы с Алей это предложение приняли.

            В последние дни декабря 1954 г. мне дали отпуск по закону подлости с правом выезда, к сожалению, только до Читы, объясняя это сложной международной обстановкой.

            А зачем нам с Алей и Милочкой в Читу? Мы с нашим корабельным врачом Федей решили рискнуть и мимо Читы «махнуть» «в Россию» (так у нас называлась поездка в европейскую часть страны). Феде надо было в Тамбов. Соседи. Он стал нам с Алей хорошим попутчиком и помощником в дороге. Рисковали мы, конечно, но что делать – надо!

            До Хабаровска ехали поездом. Аля очень беспокоилась о том, как же мы переберёмся в Комсомольске с Милочкой через Амур, вспоминая мой рассказ о том, как в 1951 г. я его преодолевал по льду пешком в пургу и мороз. Объяснил ей, что через Амур по льду уже проложена железная дорога. Для надёжности под шпалы намораживается на Амурский лёд дополнительная ледовая «подушка» толщиной более метра. Такое сооружение давно испытано на надёжность.

            Я же в 1951 г. переправлялся пешком потому, что тогда было только начало декабря, и ледовая «подушка» под рельсы ещё только намораживалась.

            Когда наш поезд вышел на Амурский лёд, Аля разволновалась и не отходила от окна в коридоре вагона, пока мы не достигли противоположного берега. Нервы! Обнял ее, успокоил!

            Сейчас там прекрасный железнодорожный мост, завершивший БАМ.

Из Хабаровска до Москвы мы хотели лететь самолётом. Приехали в Хабаровский аэропорт, а там более чем 3-х тысячная очередь за билетами. В сутки тогда до Москвы летали в среднем всего что-то 8-10 самолётов «Ил-14» (не помню точно, но каждый такой самолёт брал что-то около 20-ти пассажиров). Учитывая возможность задержки рейсов из-за декабрьской погоды, можно было сидеть в аэропорту «до весны». Поехали обратно на железную дорогу. Вечером сели в курьерский поезд, заняли отдельное купе и прекрасно доехали до Москвы.

            Запомнились некоторые моменты этого путешествия.

            1. Как-то утром (по местному времени) при подъезде к Байкалу на станции Селенга мы с Федей приобрели несколько чудесных омулей горячего копчения. В вагоне-ресторане, как всегда по утрам, взяли заготовленные по заказу персональные кашку и молочко для Милочки, а для взрослых – несколько бутылок пива и приготовились считать Байкальские туннели под пиво с омулем (очень, кстати, вкусной рыбкой). Мы славно попировали: Милочка кашкой и молочком (ей 14 месяцев), а мы все трое – пивком с омулем. Аля очень любила пиво (это, очевидно, с тех пор, как ей лечили малярийное малокровие пивными дрожжами).

Поезд шел буквально по кромке берега Байкала, ныряя из одного туннеля в другой. Красиво, экзотично, а со счета туннелей мы все-таки сбились.

Кстати, сейчас, в связи с плотиной Иркутской ГЭС, перегородившей Ангару, являющуюся единственным стоком Байкала, уровень последнего несколько поднялся, и все старые туннели подтоплены. Поезда между Улан – Удэ и Иркутском идут подальше от Байкальского берега через отроги Хамар – Дабана.  

2. В Болотном, куда Аля еще из Иркутска дала телеграмму, к поезду пришли повидаться с Алей ее бывшая квартирная хозяйка и бывшая коллега по амбулатории. Не забыли, видно, за прошедшие 5 с половиной лет молодого и симпатичного зубного техника. Впрочем, для них — это развлечение.

3. Накануне нового 1955 г. мы тронулись из Новосибирска в 23.00 часа 31.12.1954 г. (по местному времени). Предварительно заказав столик в вагоне – ресторане, мы покормили Милочку и уложили её спать, поручив наблюдать за ней проводникам. Сами же пошли в вагон-ресторан провожать Старый год и встречать Новый. В процессе этого мероприятия мы с Федей по очереди ходили проверять Милочку, освободив Алю от этого, так как путешествие по межвагонным переходам при движении поезда удовольствия не доставляло.

Новый год встретили очень весело. Мы с Алей вскоре ушли к себе в вагон, а Федя продолжал встречать Новый год вплоть до Омска.

            4. Прибыв в Москву, на такси подкатили к своему Павелецкому вокзалу и услышали по радио: «До отправления скорого поезда «Москва-Саратов» остаётся пять минут. Просьба к провожающим – выйти из вагонов». Вот это да!.. Было не до билетной кассы. Все решали мгновения.

Я схватил Милочку, Федя – багаж, Аля – сумочку с Милочкиной едой и мы – бегом на перрон. Сознательная проводница мягкого вагона, видя наше решительное настроение, пустила нас в свой вагон без билетов. Не успели мы войти в свободное купе, как поезд тронулся. Успели!

На первой же остановке (не помню, было ли это Барыбино или Кашира) мы с Федей сбегали за билетами и отрегулировали свои взаимоотношения с проводницей.

В этом поезде вагона – ресторана не было. Но обошлись и без него. У Милочки еда была, а мы, где-то на остановке, купили отварной горячей картошки и солёных огурцов и прекрасно перекусили. Ну а чай – у проводников.

      В Саратове мы с Алей жили у моей мамы, а Милочка – у Алиных родителей.

Але очень хотелось на всякий случай приобрести себе оборудование и инструментарий зубоврачебного и зуботехнического кабинетов. Сходили в магазин «Медтехника» на Кировском проспекте. Установили, что Алино желание вполне осуществимо. Пришлось только деньжат занять у мамы с учётом стоимости обратного пути на Восток. Беготня за приобретением всего необходимого для кабинетов «съела» ещё несколько дней отпуска.

            В театры мы все-таки походили. Это, помнится, были: «Отелло», «Евгений Онегин», «Трубадур», «Укрощение строптивой» и др. Соскучились мы в нашем «далеке» по настоящим театрам.

            Приобретённые кабинеты упаковали в три коробки из-под печенья, ставшие «неподъёмными». Милочка осталась в Саратове.

            На обратном пути, в Москве мы удачно без задержки снова попали на курьерский поезд. Этот вид транспорта был более благоустроен, чем просто пассажирские или даже скорые поезда. В умывальниках постоянно была горячая и холодная вода, бригады, обслуживающие курьерские поезда, были лучше воспитаны и обучены. В дороге менялось постельное белье и т.д.

            5. В этом путешествии, после обратного, уже спокойного, преодоления ледовой переправы в Комсомольске, запомнилось пересечение Сихоте-Алиня через Кузнецовский перевал, которое удачно совпало со светлым временем суток и хорошей ясной погодой. Через перевал на подъёме наш состав везли три паровоза: один – спереди, два – сзади состава. Дорога вьётся змейкой. Смотришь, вроде только что отъехали от станции, а вот она уже виднеется далеко внизу. На спуске  — все наоборот: спереди – два паровоза, сзади — один. Экзотика!

            С приездом в Совгавань, Аля практически сразу (с февраля 1955 г.) начала работать в поликлинике рядом с домом. Правда, пока пришлось работать заштатным врачом-стоматологом (т.е. с трудовой книжкой, но без зарплаты). Так она проработала более 9-ти месяцев.

            В ноябре 1955 г. ей предложили штатное место врача – стоматолога с зарплатой в медпункте одной из отдалённых воинских частей. Хоть это было и неудобно — далеко от дома, да и необходимости в этом не было, но она согласилась и проработала там около трёх месяцев. Очень уж хотелось ей  вносить свою лепту в материальное благосостояние семьи.

            В феврале 1956 г. её перевели на штатную должность зубного врача в ту самую поликлинику (рядом с домом),  где она ранее работала бесплатно.

            В июле 1956 г. мне удалось получить большой отпуск за два года. Але надо было добавлять к своему отпуску около двух месяцев административного, что сделать ее начальство не решилось, поэтому в июле 1956 г. ей пришлось уволиться, проработав на этом месте более 5-ти месяцев.

            Мы полетели самолётом до Москвы и затем поездом – в Саратов (подробно — см. в ч.V).

На перелёте от Читы до Иркутска едва не попали в беду. Летели мы на высоте 3000 м. Самолёт – «Ил-14», погода чудесная. Пролетели Баргузинский хребет. Вдруг внезапно в самолёте стало абсолютно темно, по корпусу забарабанил крупный, судя по силе ударов, град. За бортом сверкала молния. Самолёт тряхнуло так, что мы подскочили, едва не вылетев из кресел. При этом Аля, сидевшая у иллюминатора, ударилась лбом о выдвинутый в рабочее положение патрубок вентиляции. (Потом ссадину пришлось прижигать йодом). Самолёт или падал, или пилоты круто выводили его из грозовой тучи, но буквально через мгновение в самолёте стало снова светло и он, круто разворачиваясь, выруливал в сторону Иркутска на высоте уже всего около 100-150 метров от зеркала Байкала. Мгновенно «спикировали» с 3000 м. до 100 – 150 м.

            Возвратившись из этого отпуска в Советскую Гавань, мы привезли с собой Милочку. Весь обратный путь проделали на курьерском поезде, преодолев на этот раз Амур в Комсомольске — на пароме, не выходя из вагона. Был октябрь.

            Место Али в поликлинике, откуда она уволилась перед отпуском, было аннулировано. Ей предложили поработать недолго на штате медсестры, пока восстановят ее прежнюю должность. Она согласилась. Наняла для Милочки (ей около 3-х лет) няню – хорошую женщину, жившую с мужем и ребёнком в нашем же доме и не находившую работы по своей какой-то редкой специальности, и проработала 12 дней зубным врачом, находясь на штатной должности медсестры с 30.12.1956 г. по 10.01.1957 г., когда для неё восстановили её прежнюю должность. С 11.01.1957 г. она стала работать на штатной должности зубного врача. У неё уже было имя, авторитет, и постоянные пациенты. Её уже ценили.

            В 1957 г. мне дали большую квартиру в кирпичном доме со всеми удобствами и с казённой мебелью. Вот куда шагнула цивилизация в нашей таёжной глуши! У нас недалеко от дома появились: приличный кинотеатр и даже драмтеатр.

            Теперь у нас было две большие комнаты на втором этаже, огромная кухня, ванна, тёплый туалет и т.д. Снова обживали новое место. Аля спокойно работала. В декабре 1957 г. мы даже слетали в дом отдыха «Тихоокеанец» под Владивостоком.

            В июне 1958 г. в Советской Гавани у нас родился сынок – Миша, такой же симпатичный, курносенький, как Милочка при рождении. Миша предпочитал долгое время только есть и спать к неудовольствию Милочки (ей – 4-е с половиной года), которой хотелось с ним поиграть.

            В этом же 1958 г. я сдал конкурсные экзамены и был зачислен в Военно – Морскую Академию кораблестроения. Для сдачи экзаменов пришлось срочно восстанавливать в памяти высшую математику, теоретическую механику и другие науки, которыми занимался добрых 10 лет назад. Аля с пониманием отнеслась к этому моему стремлению, хотя это и усложняло жизнь.

            Надо было ехать в Ленинград, где находилась Академия. Поэтому в конце августа 1958 г. Аля снова уволилась, проработав непрерывно более одного года и семи месяцев.

            Мы полетели в «Россию», но не совсем удачно. Над Баргузинским хребтом наш «Ту-104» что-то «зачихал» и в Иркутске пришлось ночевать. Самолёт нам заменили, но снова неудачно. Пришлось снова ночевать, теперь в Свердловске, а на третью ночь мы только под утро едва выбрались из Куйбышева в Саратов на попутном почтовом самолёте. (Баргузин в районе Байкала – это просто какое-то подобие «Бермудского треугольника». Каждый раз там что-то у нас случалось).

            Доставив Алю с детьми (Миле-4,5 года, Мише-2,5 месяца) в Саратов, сам покатил в Ленинград, едва успев к началу занятий. Первые два месяца, наряду с учёбой, а точнее – во вред учёбе, был занят решением вопроса о жилье для семьи, так как новое академическое общежитие только собирались закладывать, а в небольшом старом – селили только холостяков.

            После длительных поисков я остановился на варианте дачной местности (посёлок Парголово, Шуваловский парк, где когда-то 7 лет назад мы с Алей на пикнике отмечали свою женитьбу). Оттуда до Академии было около часа езды с одной пересадкой. Для Ленинграда это нормально. В нашем временном владении появился целый дом: две комнаты, кухня, терраса и т.д. Пришлось только переделать печку – голландку для отопления обоих комнат и провести косметический ремонт комнат и кухни (замена обоев, покраска окон, полов и т.д.).

            Подошёл контейнер с нашими вещами из Совгавани. Дополнительно приобрёл кое — что из обстановки: платяной шкаф, обеденный стол, 6 стульев; купил телевизор, стиральную машину и 10 куб.м. прекрасных сосновых и берёзовых дров, которые мне распилили электропилой по размерам печки — голландки и кухонной плиты. Оставалось их только колоть. Это было удовольствие, так как сухие – кололись они, как сахар.

            К концу октября 1958 г. сообщил Але, что готов к встрече семьи.

В первых числах ноября 1958 г. в сопровождении моей мамы приехала Аля с детьми. Она была всем удовлетворена. Недоверчиво отнеслась только к стиральной машине. Признала ее только после того, как я провёл несколько показательных стирок белоснежного постельного белья (цветное – вошло в моду гораздо позже).

Мама жила у нас до первых чисел января. Аля, естественно, осмотревшись – устроилась на работу и проработала в Парголовской поликлинике 31 день – с 03.12.1958 г. по 02.01.1959 г.

            Для детей в этой дачной местности был рай. Они в хорошую погоду всю зиму почти целый день проводили на воздухе: Миша – в коляске, укутанный так, что только нос торчал, а Мила – играя с подружками или катаясь на санках с горы, которую я построил рядом с террасой, хорошо полив её водой.

            Летом в этом старинном парке была вообще сущая благодать.

            Вечерами вся моя семья, гуляя в парке, встречала меня из Академии. Частенько к нам приезжали Ленинградские родственники подышать лесным воздухом. Из Саратова приезжали погостить Алексей Иванович с Еленой Захаровной и Алина младшая сестра Мила. Некоторое время после смерти жены у нас жил мой московский дядюшка – дядя Федя. Время бежало быстро. По выходным и праздничным дням Аля освобождалась от домашних забот и могла ездить к родственникам, изучать Ленинградские магазины, знакомиться с городом и т.д. Я в это время занимался с детьми и домашними делами.

            Все бы хорошо, но Аля тосковала по работе. В конце августа 1959 г. Алины родители снова «отобрали» у нас детей в Саратов, куда их самолётом доставила Алина сестра – Мила (теперь уже не «Мимика», а взрослая студентка 4-го курса Саратовского университета), гостившая в августе у нас.

            После отъезда детей мы с Алей переехали в центр города, поселившись у «Пяти углов» на Разъезжей улице в комнате около 16-ти кв.м. в коммунальной квартире. Вдвоём без детей снять жилье не являлось проблемой.

            Не дожидаясь переезда на Разъезжую, Аля немедленно устроилась на работу зубным врачом в поликлинику рядом с нашим новым жильём, где проработала около года – с начала сентября 1959 г. по конец августа 1960 г.

            В этот период жизни вдвоём мы времени даром не теряли. Часто бывали в театрах. Запомнился Черкасов в «Беге» в Александринке и Смоктуновский с Лебедевым в «Идиоте» в Большом Драматическом театре (БДТ). Часто бывали в различных музеях, знакомились с красивыми пригородами Ленинграда. Стали участвовать в товарищеских вечеринках по праздникам. В общем, вели «студенческую» жизнь.

            В августе 1960 г., побывав в отпуске в Саратове, мы привезли в Ленинград детей. В феврале 1961 г. нам дали комнату 20 кв. м. в двухкомнатной квартире вступившего в строй нового общежития Академии.

            В июле 1961 г. я закончил Академию кораблестроения, получив второй диплом, теперь – инженер – механика высшей квалификации — специалиста по корабельным атомным энергетическим установкам и назначение в г. Горький – крупный центр судостроения и машиностроения, где, промучившись два года, мы с Алей в 1963 г. получили трёхкомнатную квартиру со всеми удобствами. Жизнь в Горьком стала для нас стабильной, без той «скачки», в которой мы жили до этого. Мы о прошлом не жалели. Было трудно, зато интересно – многое увидели. Молодые были, весёлые! Может быть от молодости — немножко глупые!

            Мне, конечно, приходилось и в Горьком много летать по командировкам на различные моря, но и для меня начали действовать понятия – «рабочее время», «выходные дни», «отгулы» и т.д.

            Оставалось решить проблему Алиного трудоустройства.

Наконец, в сентябре 1964 г. Аля наняла сиделку к детям (Миле – почти 11 лет, Мише – 6 лет), чтобы она приглядывала за детьми на период Алиного рабочего времени, и с 14.09.1964 г. устроилась на работу зубным врачом в Медсанчасть Автозавода, недалеко от которого мы тогда жили. Потом дети еще подросли и сиделка им стала не нужна. Аля продолжала работать. Летом мы старались как следует отдыхать за городом.

            Запомнилось, как во второй половине 60-х годов мы в течение нескольких сезонов летние месяцы проводили в пригороде Горького – Стригино, живя в чудесном сосновом бору на берегу Оки, снимая частное жилье в красивом домике – прянике. У детей до сих пор живы теплые воспоминания об этом периоде и у них долго было обычаем – весной ездить в Стригино и печь на углях картошку.

С 1964 г. по январь 1998 г. Аля работала непрерывно зубным врачом более 33 лет, сменив только одно место работы в связи с нашим переселением в другой район города. Перестала она работать достигнув возраста около 72 лет, когда рука стала неуверенно держать наконечник высокооборотной бормашины. Опасно!

            Изо всех многочисленных записей в трудовой книжке у Али только одна запись гласит – «уволена по собственному желанию». Все остальные записи – это либо прием на работу, либо перевод, либо увольнения, связанные с профессиональными особенностями службы мужа. Из всех  этих записей 75% приходится на первые 14% общей продолжительности нашей семейной жизни, когда мы были молоды.

            Думая об этой характеристике, а также о нашей длительной бесквартирности, о постоянных, часто неожиданных, наших с Алей разлуках, о многочисленных переездах (за 56 лет семейной жизни мы с Алей сменили 11 квартир), о перемене многочисленных мест работы и т.д. – можно прийти к выводу, что не каждая женщина все это выдержит.

            По аналогичным причинам ряд семей моих однокашников по училищу распалось.

Аля не только с честью выдержала все это, но ещё и родила, вырастила и воспитала двоих достойных детей. Для наших с Алей детей, к сожалению, в своё время не нашлось ни детских яслей, ни детских садов, и вся тяжесть их роста и воспитания, в основном, легла на Алины плечи.

            Думая о вышеприведённых характеристиках, можно с уверенностью сказать, что Аля выдержала все это благодаря своему необыкновенному трудолюбию, привитому ей с детства, любви к своему скромному и благородному труду, благодаря всему своему воспитанию в родительской семье, благодаря драгоценным генам своей замечательной мамы – Елены Захаровны и, наконец, благодаря нашей крепкой и надёжной любви.

            Борясь за реализацию своего конституционного права на труд, она проработала:

— более года в 1948 – 1949 г.г. в пос. Болотном Новосибирской области (зубной техник);
— около 5-ти месяцев в 1952 – 1953 г.г. во Владивостоке без записей в трудовой книжке и без зарплаты (зубной врач – стажер);
— около 13-ти месяцев в 1953 – 1954 г.г. там же на штатной должности (зубной врач);
— более 9-ти месяцев в 1955 г. в Совгавани в поликлинике без зарплаты (сверхштатный врач – стоматолог);
— более 3-х месяцев в 1955 – 1956 г.г. в Совгавани в медпункте удаленной воинской части на штатной должности (врач-стоматолог);
— более 5-ти месяцев в 1956 г. в Совгавани в той же поликлинике, где в 1955 г. работала без зарплаты – на штатной должности (зубной врач);
— 12 дней в 1956 — 1957 г.г. в Совгавани в той же поликлинике на штатной должности (медсестра) с фактическим исполнением обязанностей зубного врача;
— более 1 года и 7-ми месяцев в 1957 – 1958 г.г. там же на штатной должности (зубной врач);
— 31 день в 1958 – 1959 г.г. в поликлинике пос. Парголово, Ленинградской обл. на временной штатной должности (зубной врач);
— около 1 года в 1959 – 1960 г.г. в поликлинике Фрунзенского района г. Ленинграда на штатной должности (зубной врач);
— более 10 лет, 9 месяцев в 1964 – 1975 г.г. в г. Горьком, в Медсанчасти Автозавода на штатной должности (зубной врач);
— более 22 лет, 5 месяцев в 1975 – 1998 г.г. в 51-й поликлинике Канавинского района г. Горького на штатной должности (зубной врач).

            Итого, посвящено лечению людей более 44,5 лет, а с добавлением около 5,5 лет учёбы в медицинских учебных заведениях – посвящено медицине  около 50-ти лет.

            Это была действительно борьба за своё конституционное право на труд!

Я всегда гордился своей супругой! Честно скажу, многие мои товарищи завидовали мне и часто спрашивали: «Где ты нашёл такую замечательную жену?»

Я отвечал: «Поезжайте в Саратов: там лучшие девушки в стране!»

Это конечно шутка, но ведь на самом деле, благодаря своему характеру: простому и скромному, спокойному и мужественному, решительному и прямолинейному, благодаря своей обаятельности – Аля занимала достойное место не только в своей семье и среди родственников, но и среди друзей, а также в коллективах, где ей приходилось учиться или работать. К ней очень уважительно относились руководители различных медицинских учреждений и промышленных предприятий, с которыми ей приходилось иметь дело.

Она всегда приходила на работу первой. Это характеризует её отношение к делу.

Ее за добросовестность и внимательность очень ценили пациенты.

            Проработав сравнительно долго на детском приёме во Владивостоке, она на всю жизнь сохранила такую же чуткость и, можно сказать, нежность ко всем своим пациентам, как проявляла их в своё время к детям.

            Многие пациенты,  лечившиеся у Али, говорили, что, после лечения зубов у этого доктора они переставали бояться зубных врачей. Но в общем, хирургию Аля любила больше терапии.

            Она мастерски удаляла зубы и вправляла вывихнутые челюсти. В этих делах она была – авторитет! Асс! Я это испытал на себе.

            За свою добросовестную работу она получала большое количество благодарностей, почётных грамот, ценных подарков – от руководителей поликлиник и районных органов здравоохранения, а также от руководителей промышленных предприятий, куда её часто командировали на санацию сотрудников этих предприятий.

            В 1950-е годы в Советской Гавани именно к ней привезли лечить зубы находившегося на гастролях известного, популярного киноактёра Петра Алейникова (Ваня Курский – к/ф «Большая жизнь»; Пушкин – к/ф «Глинка»; Савка – к/ф «Трактористы», где он замечательно исполнял куплеты — «Здравствуй, милая моя, я тебя дождался…»). Пока Аля лечила его, у двери её кабинета собралось много народу поглядеть на известного актёра! Встретили вышедшего из кабинета, в сопровождении Али, П. Алейникова аплодисментами. Он поблагодарил коллектив поликлиники и пожелал всем больших успехов в работе, отметив, что у них замечательный зубной доктор.

            В 1960-х годах в г. Горьком, когда Аля работала на санации рабочих и служащих цеха сборки легковых автомобилей Автозавода, именно ей было доверено оказание медицинской помощи Члену Политбюро ЦК КПСС К.Т. Мазурову, посетившему этот цех.

            Ещё в 1956 г. она была занесена на доску почёта поликлиники.

В 1978 году она была награждена знаком «Ударник Коммунистического труда», а в 1989 г. – медалью «Ветеран труда».

            В 1983 году ее наградили бесплатной путёвкой в Саратовский кардиологический санаторий «Октябрьское ущелье» на полный курс лечения (26 дней).

            В 1996 году ей присвоили почётное звание «Ветеран труда» с вручением льготного удостоверения.

            Она была «заводилой» поездок на природу в «День Медицинского работника», поездок за грибами, походов в театр, активнейшим участником организации вечеров отдыха и т.д.

            Сотрудники 51-й поликлиники до сих пор вспоминают её напиток «Мальвазию» и пирожные «Безе», которые она пекла и целыми тазами возила в поликлинику к различным датам, отмечавшимся там.

Ну, а «кабинетами», купленными в 1955 году в Саратове, она пользовалась только изредка и только для лечения и протезирования зубов близким родственникам.

            «Кабинеты» эти в начале 1980-х годов она подарила молодому зубному врачу — племяннику Михаилу Федотову (младшему сыну сестры Гали и ее мужа Саши Федотова).

            Такова была её профессиональная деятельность.

Такова была её самоотверженная борьба за право на труд.

Спасибо, что прочитали эту страничку. Обязательно поделитесь этой статьёй с Вашими друзьями, коллегами, знакомыми в социальных сетях. Я уверен, что она будет полезна всем.

Для её рассылки в социальных сетях — нажмите на соответствующую кнопочку — см ниже

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *