Часть 2. Юность
ч.II. Юность.
Прошел год, в течение которого я часто вспоминал Алю, скучал и думал о ней. Окончен первый, самый тяжелый курс училища.
На летней практике — «оморячились». Подышали свежим соленым ветерком, покачались на морских волнах (не всегда с удовольствием), научились умываться и стирать белье соленой водой, драить палубу, управлять парусами шлюпки (верхом мастерства было подойти к трапу впритирку и не удариться о него, вовремя убрав паруса). Испытали «прелести» угольных погрузок (см. их описание у Новикова — Прибоя в «Цусиме»), освоили бесконечно долгие дневные и ночные вахты от штурманской до машинной и котельной, увидели первые заграничные порты и т.д., и т.п. Все это называлось просто – «морская практика». Часто с благодарностью вспоминался военно-морской кружок Саратовского Дворца пионеров, особенно при зачетах по флажной сигнализации, морзянке и вязанию узлов.
В сентябре 1947 г. я приехал в Саратов в небольшой отпуск, намереваясь обязательно побывать у Али.
Все оказалось гораздо проще. В день моего приезда (была суббота)мой друг детства Виталий пригласил меня на танцевальный вечер в «Медик» (второй корпус Университета). Сказал, что там часто бывает наша знакомая — Аля Коновалова и ее сестра Галя. Пошли. Действительно Аля с Галей были на этом вечере.
Встретились с Алей как добрые друзья. Наши взаимоотношения получили дальнейшее развитие на прежних принципах внимательного и бережного отношения к ней. После окончания вечера проводил Алю с сестрой до дома. Стали с Алей встречаться. Естественно, что происходило это в основном в выходные дни. А много ли их пришлось на мой трехнедельный отпуск?
У Али шли занятия. Она с 1946 г. училась в Саратовской Зубоврачебной школе (подробнее см. ч.III). Встречаясь в свободное от Алиных занятий время, мы катались на лодке по Волге, ходили на танцульки, гуляли по городу и т.д. Постоянно везде вместе с нами была Галина. Так, видимо, установил Алексей Иванович. Несколько раз я бывал у Али дома. Она дала мне почитать своего любимого Мопассана. Помнится, это был роман «На воде». Появился повод лишний раз побывать у нее дома – вернуть книжку. Прочитал. Сходил. Вернул. Поговорили.
Буквально накануне моего возвращения в Ленинград, памятуя строгости Алексея Ивановича и то, что Аля везде появлялась вместе с сестрой, я пригласил их обоих в театр. Уж вдвоем-то их Алексей Иванович отпустит! Так и вышло. Чудесно провели вечер в опере. Помнится, это была «Чио — Чио — Сан». По окончании спектакля провожал Алю с сестрой домой. Вдруг перед расставанием, Аля вручила мне подарок – носовой платок с красиво вышитой в уголке монограммой из сочетания букв «А» и «С». (Впоследствии Аля так метила часть своих вышивок и моих носовых платков). Что мог означать этот подарок? Значит я ей не безразличен? Мысль моя заработала.
Договорились о переписке. Простились. Уехал. Переписка началась. Вскоре Аля прислала мне только что вышедший в Саратове роман К.Федина «Первые радости», написанный на Саратовском сюжете. Ранние взаимоотношении юных героев романа были чем-то похожи на наши с Алей. Я очень высоко оценил такой знак внимания. Сердце мое радовалось. Я готовился к решительному объяснению с Алей. Переписка продолжалась…
Вдруг весной 1948 г. Аля сообщила мне, что обиделась на меня, сославшись на какую-то чепуху, и прекращает переписку со мной. Я недоумевал, ибо никакого повода с моей стороны для такой акции не видел. Естественно, что безо всяких вопросов и предупреждений я тоже перестал писать ей, предположив, что этот разрыв имеет какую-то серьезную причину, о которой она не хочет говорить.
Поживем – увидим!
Грустные мысли лезли в голову. Обидно, конечно, было, но ведь насильно мил не будешь. Надо было выдержать этот удар. Помогла выдержать сама жизнь. Она продолжалась. Я окончил второй курс и был направлен на практическое плавание в Бригаду траления Южной Балтики на весь летний период 1948 г. Тральщик, на котором я плавал, участвовал в разминировании фарватеров в районе острова Рюген (Германия). Практика эта была длительной и очень напряженной, а одновременно – очень интересной. Все это помогло успешно преодолеть обиду.
Однако, «удары судьбы» продолжались. При заходе в немецкий порт Росток, я получил письмо из Саратова, в котором «добрый» человек сообщил мне, что у Али появился постоянный молодой человек — Женя, учившийся там же, где и Аля, но курсом младше. Он осенью 1947 г демобилизовался из армии и поступил в Саратовскую Зубоврачебную школу. С этим молодым человеком Аля, якобы, проводила все свое свободное время, он запросто бывал у нее дома и т.д. Сейчас же (конец июля 1948 г.) Аля закончила учебу, вышла замуж и по направлению поехала в Сибирь в сопровождении симпатичного парня. Чувствовалось, что все это какая – то полуправда, каша какая-то!
За кого Аля вышла замуж? Вышла ли она замуж вообще? С кем она уехала в Сибирь? Во всем этом надо было разобраться. Не надо было торопиться с выводами, хотя удар, как говориться, был нанесен «под дых» и рассчитан на нокаут. Хорошо, что напряженное плавание и тяжелые вахты у котлов с угольным отоплением не давали особенно задумываться о сердечных делах.
Пытался себя утешить тем, что если замужество — это правда, то неизвестно, кому повезло. В душе же не верилось, что это правда. Слишком большую личную заинтересованность в этом сообщении мог иметь «добрый человек».
Приехав в сентябре 1948 г. в Саратов в очередной отпуск, я долго колебался, но потом, смирив гордыню, пошел к Коноваловым — узнать про Алю. Дома была Галина. Она рассказала, что: «Женя действительно существует, бывал у них дома, много фотографировал всех трех сестер вместе и врозь, организовывал пикники «на природе». В Сибирь Аля поехала со своим однокурсником просто как с попутчиком. Он получил направление в тот же Новосибирский Облздрав, что и Аля. Никакого Алиного замужества не было, все это чушь!». Галя дала мне Алин адрес в Сибири и показала большую пачку фото, сделанных Женей, разрешив прочесть его надписи на обороте этих фотографий. Я был удивлен неприятной слащавостью этих надписей. Всю жизнь я не любил сладкоречивых людей. На то были основания. Зная уже немного Алю, ее взгляды и характер, я подумал: «Этот человек — не может быть героем ее романа! Она же должна это понять!» (Слава богу, поняла своевременно).
Не торопясь, все обдумав и взвесив, я снова смирил гордыню и в конце — концов написал Але большое письмо, в котором сказал, что пора ей забыть обиду на меня, из-за которой прервалась наша переписка, и нам пора помириться. Оснований для ее обиды я не знаю, а если чего-то не понимаю, то прошу просто меня извинить. К письму приложил свое фото, на обороте которого написал: «В знак восстановления дипломатических отношений». Вскоре от Али пришел ответ. О какой-либо своей обиде на меня она не упоминала. В письмо она вложила свою фотографию. С тех пор наша переписка уже не прерывалась. Мы постепенно становились все ближе друг к другу.
В своих письмах Але я ничего не говорил и не спрашивал о Жене и сопровождавшем ее в Сибирь однокурснике. Аля мне о них позже сама рассказала. Оба они являлись соискателями ее руки и сердца. Оба получили отказ. Таких соискателей у нее было много и в Саратове, и в Сибири, и в Уральске, мешавших ей учиться и работать.
Гордыню свою мне и в дальнейшем придется смирять еще не раз. Аля, кстати, тоже этому успешно училась. Поэтому и прожили мы с ней долгие годы счастливой жизни.
В августе 1949 г. нам с Алей удалось совместить свои отпуска день в день. Мы, наконец, объяснились и провели в Саратове незабываемо счастливый месяц. 18 августа весело отметили Алин день рождения. В этом отпуске Аля поступила на зубоврачебное отделение Уральского Медучилища, (о чем подробно — см. в ч.III). Характер нашей дальнейшей переписки несколько изменился. Мы стали еще ближе друг другу.
В 1950 г. наши встречи в период моего отпуска ограничились несколькими днями моего пребывания в Уральске. Был сентябрь и у Али полным ходом шли занятия в Медучилище. Конечно, мое присутствие отвлекало ее от учебы, которой она очень дорожила. С присущей ей прямотой она сказала мне об этом. И я, понимая ситуацию, уехал «досиживать» отпуск в Саратове. Снова письма…
Несколько позже, в начале 1951 г., в письме я сделал ей официальное предложение о вступлении со мной в брак. В ответном письме, она дала свое согласие. Мы долго обсуждали в своих письмах, где нам регистрировать брак: в Саратове или в Уральске. Я оканчивал училище в конце октября. Мой отпуск планировался на ноябрь, т.е. в разгар Алиной учебы. Долго мы обсуждали ситуацию. Жизнь сделала все по-своему.
С 1947 г. Аля собиралась побывать в Ленинграде у своей тетушки, сестры Алексея Ивановича – Анастасии Ивановны и двоюродных: сестер — Марии и Анны и брата -Георгия. В зимние каникулы 1947-1948 г.г. я даже целый день встречал ее на Московском вокзале. Она сообщила, что выезжает из Саратова и не сообщила каким поездом едет из Москвы. Вот и ходил я ко всем поездам подряд, надеясь ее встретить. Потом пришла телеграмма, что поездка расстроилась. В августе 1951 г ей удалось осуществить такую поездку. На этот раз я даже знал номер вагона и встретил ее с цветами. Как-то вскоре после ее приезда, сидя вечером на берегу Финского залива в ЦПКО на Кировских островах, мы снова обсуждали ситуацию с регистрацией брака и сочли целесообразным, не откладывая дела в долгий ящик, зарегистрировать свой брак в Ленинграде, тем более что для этого были очень благоприятные возможности.
Буквально на следующий день – 15 августа 1951 г. – сестра моего приятеля по училищу, работавшая в ЗАГСе оформила нам все без хлопот и без очереди за 10-15 минут. При регистрации Аля «незаметно» наступила мне на ногу (есть такая примета — чей верх будет в браке). Я в шутку предложил ей так же «незаметно» наступить мне и на вторую ногу. Много смеялись! В ЗАГС мы приехали под проливным дождем, а вышли из него на ярко залитую солнцем улицу. Листья деревьев сверкали в каплях воды. Это запомнилось!
В ближайшие выходные отметили это событие небольшим пикником в Шуваловском парке с жившими там на даче Алиными родственниками. Алексей Иванович, кстати, прислал нам на это мероприятие 500 руб.
Мы с Алей решили, пока молоды, начинать жизнь там, где труднее – на Дальнем Востоке. Аля сказала, что Сибирь она видела. Не мешает увидеть и Дальний Восток.
Я, имея по выпускному баллу учебной успеваемости право выбора флота, попросился на Северный Тихоокеанский. Получив в октябре 1951 г. диплом корабельного инженер – механика по паросиловым установкам, я приехал в родные края в отпуск с последующим отъездом на Дальний Восток. Несколько дней мы с Алей провели в Уральске. У нее шли занятия. Снова я мешал ее учебе. Поэтому мы потихоньку от дирекции Медучилища (девушки – подруги «прикрывали» Алю) на несколько дней поехали в Саратов, представились родителям, попировали один вечер у Алиных родителей, другой – у моей мамы, сходили на «Фауста», погуляли по Саратову, и я проводил ее в Уральск. В Саратове мы жили у моей мамы. Я стал собираться в дальнюю дорогу и тосковать. Опять письма…
Спасибо, что прочитали эту страничку. Обязательно поделитесь этой статьёй с Вашими друзьями, коллегами, знакомыми в социальных сетях. Я уверен, что она будет полезна всем.
Для её рассылки в социальных сетях — нажмите на соответствующую кнопочку — см ниже
